Коммерческий успех был огромным, пьеса десятилетиями не сходила с афиш киевских театров, иногда меняя название.

На русский язык пьесу перевел сам Александр Николаевич Островский. Поколения русских и украинцев смеются над легкомысленным, но обаятельным мошенником Голохвостым. Однако обратим внимание на тему, что наверняка ускользала от внимания русского читателя, знакомого с пьесой только в переводе. Свирид Петрович не просто высокомерный полузнайка, который хочет казаться настоящим паном, не имея при этом ни денег, ни образования. Он презирает свой народ, отрекается от него как от «необразованного мужичья». Не зная толком русского языка, он коверкает родной украинский так, чтобы отличиться от народа. Он называет своих соплеменников хохлами – словом, которое в те времена уже воспринималось образованными украинцами как оскорбительное: «Дурнi хахлi! <…> Што значить проста мужва? Нiякого понятiя нету, нiякой делiкантной хвантазiї… так и пре! А вот у меня в галаве завсегди такий водеволь, што только мерсi, потому – образованний чоловiк!» [101]

Немногочисленная украинская интеллигенция, как могла, старалась задержать или даже обратить вспять ассимиляцию украинцев русскими и, пожалуй, достигла некоторых успехов. «Наше поколение – исключительное поколение: мы были первыми украинскими детьми. Не теми детьми, которые вырастают в селе, в родной сфере стихийными украинцами, – мы были детьми городскими, которых родители воспитывали впервые среди враждебных обстоятельств сознательными украинцами с колыбели» [102] , – писала Людмила Старицкая-Черняховская, дочь драматурга.

Людмила Старицкая-Черняховская говорила об украинской интеллигенции тех лет. Но собственно интеллигенты из коренных горожан не составляли большинства даже в этой немногочисленной группе населения. Среди украинских интеллигентов было много крестьянских детей и детей сельских священников, что получили образование в семинарии, в гимназии, в реальном или коммерческом училище, иногда – сумели продолжить его в Киевской духовной академии, в университете Св. Владимира, коммерческом или политехническом институтах. В 1917-м они станут политической элитой Украинской Народной Республики. Журналист Симон Петлюра, будущий верховный атаман украинского войска, – сын извозчика, учился в Полтавской семинарии, но не окончил курса. Писатель Владимир Винниченко, будущий глава правительства Украинской Народной Республики (УНР), – сын крестьянина-батрака, учился в гимназии, но был отчислен из седьмого класса за революционную поэму. Павло Христюк, будущий министр внутренних дел и государственный секретарь УНР, – из семьи кубанского казака, окончил Киевский политехнический институт. Все они, переехав в город еще в юные годы, попадали в чужую среду, где их родной язык считался простонародным, в «приличном обществе» неуместным.

Леся Украинка

Українська мова в образованном обществе была явлением настолько непривычным, что удивляла самих украинцев. Касьян Гранат, совсем юный (шестнадцать лет) чиновник судебного ведомства, просто «остолбенел», когда услышал украинскую речь из панских уст: «…что за чудо? Говорили по-украински, только как-то странно, без мужицких оборотов, таких будничных, грубоватых, знакомых мне с колыбели; говорили мягко, приветливо, словно волосы гребешком расчесывали. Своим открытием я поделился с секретарем. <…> Усмехнувшись, он только сказал:

– Здесь Косачи гостят, они часто говорят по-украински. Чему ты удивляешься? Говорят же на этом языке мужики, почему бы панам не говорить?

Я не понял, иронизирует он или говорит серьезно» [103] .

Косачи – дворянская семья казацкого происхождения. Они вели счет предкам от «польской короны шляхтича» Петра Косача, который будто бы сражался в армии Яна Собеского под Веной в 1683 году. По какой-то причине Косач уехал на Гетманщину, которая была уже под властью царя московского. Так это было или нет, сказать трудно. Более достоверно, что некий Петр Косач уже в конце XVII века служил «в Стародубе городничим при полковниках Миклашевском и Скоропадском» [104] . Его сын Василий служил в Стародубском козацком полку. В семье существовала легенда и о куда более древнем и славном происхождении рода: якобы их предками были боснийские феодалы XIV–XV веков. Самый удачливый из них, Стефан Вукчич Косача, принял титул герцога Хума и Приморья (юго-западные области Боснии), а затем переменил его на титул герцога Святого Саввы. Позднее его владения получат название Герцеговина, которое сохранилось и до наших времен.

Петр Антонович Косача, серьезный человек, крупный чиновник, над легендой о предках-герцогах откровенно смеялся, но его родич, Николай Алексеевич Косач, относился к ней вполне серьезно и долгие годы искал документальные подтверждения родства с боснийскими Косачами. Впрочем, восстановить цепь предков от Стефана Вукчича не удалось ни ему, ни Ольге Косач-Кривинюк, историографу семьи.

Петр Антонович был большим украинским патриотом, хотя и говорил по-украински с акцентом. Он женился на полтавчанке Ольге Петровне Драгомановой, сестре известного деятеля украинского национального возрождения Михаила Петровича Драгоманова, этнографа, фольклориста и публициста. Это была семья небогатая, но тоже с интересной родословной. Их предок будто бы служил у Богдана Хмельницкого драгоманом, то есть переводчиком.

Михаил Драгоманов считался фигурой столь неблагонадежной («сепаратист», «революционер», «бакунинско-польский агент»), что вынужден был эмигрировать сначала в Австрию, а затем в Швейцарию. Там он создал Вольную украинскую типографию, возможно, по образцу Вольной русской типографии, основанной Герценом в Лондоне. Сестра осталась в России. Она не только занималась делами многочисленной семьи, воспитанием двух сыновей и четырех дочерей, но и собирала народные вышивки, издавала литературные альманахи, переводила Гоголя на украинский язык и сама писала украинские стихи и рассказы. Иногда они выходили в львовском литературном журнале «Зоря». Печаталась Ольга Драгоманова-Косач под псевдонимом Олена Пчилка. Но самую большую славу их семье принесла дочь Лариса. Она начала печататься в той же «Зоре» под псевдонимом Леся Украинка.

Подруга Леси, Людмила Старицкая, вспоминала, что Леся и Лесин брат Михаил отличались от других детей даже языком и одеждой: «Говорили и мы по-украински, но это была какая-то смесь украинского с русским, языковая стихия, захватившая нас в гимназии, – а Леся и Михайло говорили на чистейшем родном языке, и учились они по-украински; что же касается одежды, то они и в этом отличались от нас. Насколько я помню Лесю и Михайла, они всегда были в красивом украинском платье…» [105] Судя по фотографиям, украинскую национальную одежду носили и мать, и младшая сестра Леси Ольга, но Михаил и Леся были на особом положении. Михаил (Михась, Михайло) не сразу пошел в гимназию, Лесю и вовсе в гимназию не пускали из-за тяжелой болезни. В девять лет она провалилась в крещенскую прорубь, сильно промочила ноги. Переохлаждение спровоцировало тяжелое, неизлечимое тогда заболевание – костный туберкулез. Месяцами она не могла встать с постели. Со временем болезнь поразит легкие, а затем почки. Почти вся жизнь Леси Украинки будет медленным умиранием.

Косачи были семьей обеспеченной. Петр Антонович служил по судебному ведомству, вышел в отставку действительным статским советником, что соответствовало чину генерал-майора, и потому ему не составило труда приглашать учителей и дать больной дочери хорошее домашнее образование. Но светским, европейским образованием дело не ограничилось. Лесе, как и ее братьям и сестрам (всего в семье было шестеро детей), дали и собственно украинское, национальное воспитание. На лето детей увозили в Колодяжное – волынское имение Косачей. Когда отец служил в Новограде-Волынском, ездили в село Жаборицу, перевели по делам службы в Луцк – стали ездить в село Чекно. Косачи учили детей быть настоящими украинцами, приобщали к народной культуре. Панские дети играли и гуляли вместе с крестьянскими, пели песни, слушали местные волынские легенды о мавках и леших. На Купалу прыгали через костер: «Через какие-нибудь две-три недели они уже почти не отличались от сельских ребят ни одеждой, ни поведением. Вместе со своими сверстниками Леся купалась в пруду, играла в салки, гуси-лебеди, хрещики. Или выходила навстречу стаду, возвращающемуся к закату солнца в село. Рассядутся босоногие ребятишки на лужайке, песни поют и ждут, когда вдали покажутся первые коровы, затем все стадо, а за ним немолодой уже пастух в постолах, увешанный сумками, со свирелью за ремнем» [106] .